Как же всё-таки очаровательна пора ненастий. Когда на улице воцаряется ночь, а годом правит поздняя осень, и тебе выдаётся час другой для беззаботного блуждания по закоулкам пригорюнившегося города. Ты освобождаешься от домашних рутин и прочего, и будто бы на свободу вырываешься на эти полупустынные и ненастные улицы, холодные, промозглые. Сверху моросит дождь, отчего огни ночного города колеблются, и кажутся ещё более космически-далёкими и тоскливыми. Но неприкаянной и отверженной душе только этого и надо, она ищет бесконечных просторов, бушующих стихий, и суровых величественных пейзажей.

На бетонных тротуарах тут и там расплескались лужи, с бесчисленными бликами мерцающих огней. Из жилищ, выхлопных труб машин, и канализационных люков источаются тёплые пары в морозную атмосферу ночи. Но глубины неба не разглядеть, потому что над городом навис «смог» из свинцовых туч, касающихся крыш домов, и пеленой стелется нескончаемый моросящий дождь.

Воистину, у природы нет плохой погоды, и душе моей приятно ненастье, потому что во время страстей стихий замирают людские страсти, а моему философскому мироощущению доставляет удовольствие сбивающаяся с панталыку мирская суета. И сам собой напрашивается важный вывод, что суровость и холод природы – особенно родственен русской душе, взращенной в суровом же климате, требующем постоянной духовной и физической борьбы, научающей терпению и тому самому философскому отношению к жизни.

Октябрь 2011