К сожалению, а может быть даже к счастью, но с тех пор как мы отправили Аида в госпиталь, нам никак не удавалось связаться со штабом – на голограммных экранах Зевса высвечивались одни помехи, а ведь он только и делал, что каждую свободную минуту настраивал сообщение с центром. Но спрашивается, а на базе, не уж-то нас не хватились? – Как выяснилось уже после экспедиции: штаб неоднократно высылал поисковые отряды, однако мы словно сквозь землю провалились. И последние наши следы обнаруживались на месте падения Аида, а уже в ближайшем оазисе, мы как будто и не появлялись вовсе. У меня по этому поводу возникло следующее объяснение: что всё это время мы уже пребывали в другом измерении, незаметно для самих себя, погрузившись в параллельный мир.

Давно покинув спасительные пределы оазиса, мы с Зевсом шли под вечерним предзакатным небосводом, начинавшим усеиваться звёздами. Антигравитационные приборы по-прежнему не работали, и мы были вынуждены идти за крылатыми спутниками. К счастью пока из-под земли никто не давал о себе знать. Но чем дальше мы удалялись от оазиса, тем обречённее предвкушали скорую встречу со спиралехвостами.

Зато на этот раз мы удачно выбрали ночное время для передвижения. Так как по обнадёживающим словам хиронцев, нам оставалось совершить последний марш-бросок. Поэтому было решено, не дожидаясь утра, и соответственно палящего солнца, выдвигаться на вечерних сумерках. К тому же начинала сдавать электроника костюмов, и вся настроенная в них система жизнеобеспечения: поддержание нормальной температуры и влажности. А это значило, что при духоте и пекле дня, без исправно функционирующих костюмов, нам как никогда прежде пришлось бы ощутить на собственной шкуре весь ад хиронской Сахары.

А пока всё было относительно спокойно, мы с Зевсом вели непринуждённый разговор, постепенно перераставший в излияние душ, который, однако, босс периодически прерывал, поглядывая на голограммный дисплей, в надежде на возобновление связи с базой, после чего каждый раз выводил приборы в энергосберегающий режим, экономя заряд дредноута.

По разным едва уловимым впечатлениям, отрывкам разговоров, по тенденции всего путешествия, я начинал догадываться о сути происходящего. И видя, как сильно во всём сомневается Зевс, как он ищет несуществующий заговор, видя его удручённое состояние, мне, конечно, хотелось развеять его недопонимание. Поэтому я начал рассказывать гипотезу о том, как посредством молитв хиронцы проникают в параллельный мир, где как раз и расположено хранилище «Рохор». Таким образом, соотносился факт, что орбитальный отряд, вылетев на предполагаемое место хранилища, не обнаружил его там, поскольку сооружение было невидимым для мезалийцев в привычном измерении. Наш же поход должен оказаться удачным, ведь мы, образно выражаясь, одной ногой в ином измерении. И предстояла ещё одна молитва, в которой если примем участие все, то сможем значительно углубиться в пространстве-времени, то есть проникнуть в нужный нам слой.

Однако, несмотря на все мои убеждения, Зевс продолжал настаивать на своей параноидальной теории о неких третьих силах, манипулирующих хиронцами. А уж то, что ритуалы аборигенов паранормальные, в этом, говорил Зевс, изначально никто не сомневался, иначе бы антигравитационные устройства не выходили из строя. Но о природе пространственных завихрений лучше скажут учёные, когда детальнее изучат принесённый нами чёрный конус. Собственно для чего мы и пустились в экспедицию…

– А я вот, не дождавшись ученых, могу уже сейчас объяснить, списав перебои в связи на то, что сигналы не могут проникнуть через барьеры, разделяющие параллельные миры. Антигравитационные устройства выходят из строя, потому что они сами по себе являются приборами искажающими континуум. Не удивительно поэтому, как наложение другого искажения пространства-времени аннигилирует эффект антигравитонов. Вполне возможно, что для параллельных миров требуется перенастройка антигравитонов на какую-нибудь иную частоту…

– Но это всё предположения и гипотезы, пока научно не доказанные. А вот, что касается третьих сил, то я здесь скорее основываюсь на выводах специалистов, которые проанализировав неподатливость хиронцев к восприятию нас в качестве своих богов, пришли к выводу, что такое возможно лишь в том случае, если на хиронцев уже оказывается влияние со стороны других высокоразвитых существ…

На этих словах наш диспут с Зевсом оборвался – из земли выпрыгнул спиралехвост. Я это решил, вне всякого сомнения, потому что за последнее время достаточно от них натерпелся. Однако моё зрение словно говорило иное. Вообще-то была ещё ночь и темнота не позволяла, как следует разглядеть «прыгунов». Во мраке я различил лишь тени, неотчётливые силуэты, хотя мог поклясться, что это они. И в то же время это были не спиралехвосты.

Так из земли выпрыгнула тень, и невероятным образом пролетев сквозь металлический костюм Зевса, упала в землю. Но меня смутило не меньше, когда через секунду другая тень, выпрыгнувшая из земли, прошла меня насквозь. В момент условного касания, она как бы замедлилась, при этом я почувствовал дискомфорт, что-то вроде спазма в брюшной полости. И когда тень вышла из меня, а это произошло за считанные мгновенья, и плюхнулась обратно в землю, то я испытал облегчение, но и с тем некоторое опустошение, словно призрак вытянул часть жизненной силы.

Пять минут спустя снова последовали выстрелы из земли, а потом ещё через час. И тут я сообразил, и сказал Зевсу:

– Это, несомненно, спиралехвосты. И тени от них подтверждают только одно – мы уже в другом пространственно временном слое, в котором виден и наш прежний мир, только он выглядит иначе, разряжённее, как совокупность голограмм, всё же ещё довольно плотных.

– Если даже и так, то всё равно эти спиралехвосты – самые вредные и назойливые существа – настолько вживлены в пространство, что даже здесь не дают нам спуска. И как вообще они продолжают нас чувствовать?

– По всей видимости в том мире от нас сохраняется некий шлейф, и находясь под землёй, они всё ещё ощущают наше движение… Или спиралехвосты специально заточены на то, чтобы охотиться на живых существ в подпространстве. – Говорил я свои высоко-абстрактные догадки без особой радости, поскольку через меня к этому времени пролетел не один десяток этих энергетических вампиров. И после каждого их пронзания, моё утомление, умноженное бессонной ночью, только нарастало.

Следующие три часа я шёл, стараясь ступать как можно тише, не проронив ни слова, экономя жизненные силы. Так мы с Зевсом прошли километров пятнадцать, следуя за силуэтами хиронцев в ночном небе. Они изредка облетали нас, посматривая на наше состояние, и снова уносились вперёд. Вскоре силуэты хиронцев на высветляющемся небе стали различимее, а затем из-за горизонта показалось солнце.

Это новое солнце и новый восход оказались совсем не такими как прежде. Диск светила явно был больше, и кромка его отдавала изумрудно-зелёным свечением, а сам лик светила источал неоновые лучи. Эти первые ярко-синие лучи осветили всё вокруг, и тут я увидел под ногами вместо привычного пустынного песка – покров напоминающий ковёр из пожухлых листьев, или фиолетовых хлопьев-черепиц. Только зыбкое ощущение от этого под ногами не переменилось. Взглянув на себя и Зевса, совершенно точно уловил свечение вокруг тел, наподобие коконов – то были биополя, которые в данном измерении отчётливо просматривались.

На поверхности дредноута босса появились фосфоресцирующие прожилки и пятна. На моём костюме этих светящихся прожилок было немного, и они светили очень тускло. Я сразу сообразил, что так в новом пространственном слое визуализируются электрические токи. И то, что заряды в моём костюме практически иссякли, я начинал чувствовать всем телом:

Едва справлялась система охлаждения и вентиляция. Мне стало значительно труднее передвигаться, конечно, из-за возрастающего утомления, но ещё и потому, что костюм отяжелел от впитанного пота. Запасы воды подходили к концу. У меня и Зевса оставалось по бутылю сока грибовидных деревьев, потому что мы не могли попасть в подпространственные хранилища. А солнце как назло набирало обороты, и даже в новом сине-зелёном мире пустыня оставалась мучительно знойной.

Теперь я ни о чём другом не мог думать, кроме как о скорейшем привале, и о том, чтобы хватило воды, и хватило бы сил противостоять энерговампиризму иноматериальных спиралехвостов. Вдруг от этих мыслей меня отвлекли чертыхания Зевса. Я очнулся, и услышал, как он возмущённо бранит электронику на своём костюме. О том, чтобы связаться с центром управления речи уже давно не было, но за последний час я едва ли обратил внимание, как фосфоресцирующие прожилки электричества на дредноуте Зевса сильно потускнели. И в этот самый момент, когда я услышал ругательства босса, увидел, как он остановился, потому что следом за электроникой перестала функционировать ещё и пневматика костюма – дредноут босса заклинило.

Хорошо, что на такие случаи было предусмотрено механическое снятие костюма, и моя помощь практически не понадобилась, тем более от меня сильно измотанного, не приходилось ждать расторопности. Я помог Зевсу раскрыть последний разъём, и он вылез из своего боевого, но теперь совершенно никчёмного скафандра.

На вид босс был гораздо бодрее и не такой уставший, как я. Оно и понятно: весь предыдущий путь от всяческих внешних негативных воздействий его защищал дредноут. Тем не менее, зной и прыгучие энерговампиры и Зевса изрядно потрепали. Мы перекинулись с ним несколькими словами о самочувствии, и двинулись дальше.

Прошёл ещё один мучительный час, за это время раз десять меня пронзали эфирные спиралехвосты. Ночью они выглядели как тени, а на солнце просвечивали, словно мутные стеклянные трубки. И каждый раз эти трубки пролетали сквозь меня, отхватывая куски от самой сути источника жизни – силы воли.

Датчики на моём костюме давно перестали работать, и вообще обесточенный он приходился скорее обузой, нежели поддержкой. Но и без его приборов, я чувствовал, как поднялось моё давление. Виски гудели и пульсировали, дыхание затруднилось, и грудь будто бы сжимало тисками. А ещё очень сильно хотелось пить. С этой жаждой я откупорил свой бутыль и выпил то последнее, что в нём оставалось.

Очень скоро стало невыносимо дышать – солнце в небе достигло своей наивысшей точки, и палило беспощадно. Который час подряд я ощущал себя как насильно запертый в парилке при стоградусной жаре. В какой-то момент, почувствовав себя совсем худо, вобрал в легкие воздуха, и что было мочи, окликнул в небе Гу.

Он развернулся, и принялся планировать в мою сторону. Сверху ему наверняка сразу бросилось в глаза моё плачевное состояние, так как я плёлся, загребая ногами черепицы земли, ссутулившись и пригнувшись книзу. Гу подлетел ко мне, и с вежливой настороженностью, словно ожидая запыхавшейся просьбы от немощного старика, вопросительно посмотрел на меня. Я же остановившись, и переведя дыхание, тихим и болезненным голосом спросил его, как далеко ещё до привала.

Гу ответил, что осталось предположительно пять километров. И это предположение меня «очень обнадёжило» мыслью, что как-то нужно пройти данное расстояние, отчего я в изнеможении простонал.

Тогда хиронец обратился ко мне и Зевсу, шедшему впереди:

– Если проведём ещё один ритуал возле следующих мегалитов, – он показал на выпрыгнувшего в этот момент из земли эфирного спиралехвоста, – то плохие существа исчезнут. – С этими словами Гу поднялся в воздух, и со своим крылатым спутником продолжил указывать нам путь.

Несмотря на то, что до пункта назначения оставалось недалеко, мне в силу нижеследующих причин было не суждено увидеть, как мы пройдём оставшееся расстояние. К тому моменту спиралехвосты всё реже выскакивали из земли, чем ближе мы подбирались к хранилищу. И я уже с облегчением подумал, что, наконец, они оставили меня в покое. Но не тут-то было: ещё через несколько шагов сразу два прозрачных жгута поразили меня в область солнечного сплетения, и этот новый удар я был не в силах снести. В следующее мгновение во всём теле возникла слабость, подступила тошнота. А затем голова закружилась, и я потерял сознание…