После школы работала у сестры на 33-м участке, на стрелке по пути следования поездов – это 33-й километр по узкоколейке, где раньше леспромхоз находился. На участке мне и снег приходилось огребать и дрова колоть, стрелкой, конечно, управлять, а лет-то мне было мало. И один раз вот что случилось:

Выпало у меня дежурство на праздничные дни, новый год, кажется. И вот, мне передают: «Из города вышел поезд» по главной линии: из Омутнинска к делянке в Чёрной Холунице, где рубили лес и стояли нагруженные вагоны. А я смотрю, батюшки: с делянки-то тоже состав мчится – прямо навстречу другому поезду, только что вышедшему! Слава Богу, успела сообразить и стрелку перебросила: пьяных машинистов из Чёрной в тупик направила, а пустой состав из города – на делянку.

На следующий день приехал директор Зигунов. Он говорит мне: «Ты молодец, что столкновение предотвратила, но восемнадцати тебе нет. Премию, разумеется, выдам, а мне по шапке попадёт – поэтому придётся тебя убирать с работы».

С пьяными всё благополучно обошлось, доехали нормально, их там два-три человека сидело: один машинист, да сцепщики. В леспромхозе потом, наверное, за пьянство наказали, а вот меня куда теперь девать?

Вскоре открыли медпункт, и я туда устроилась работать санитаркой. Поселилась в доме у медсестры Александры Ивановны. У неё были два мальчика погодки: Саша и Валера. Когда Александра Ивановна на приёме сидела, я с её ребятами нянчилась. А если она дома, то я в медпункте работала. Ходили по баракам, ставили банки больным, леспромхозовским работникам. Градусники ставила, в город ездила за медикаментами. В общем, помогала, как могла.

А один раз случай произошёл: На лесоруба ёлка свалилась, и весь левый бок ему переломало. Медички на месте не оказалось – она роды на дому ушла принимать – в деревню, расположенную в двух километрах от медпункта. Роды эти затянулись, и двое суток она в деревне пробыла. Вот мне и пришлось самой пострадавшему первую помощь оказывать: целиком его перевязала, и скорую из города вызвала. Потом уже он, когда поправился, рассказал, что едва сдерживался, когда его бинтовала, чтобы не выругаться – так ему больно было.

После работы медиком, мы с подругами поехали счастье искать в Баку. Приехали туда, специальности никакой не имея, нас на стройку института нефти определили. Баку же на побережье Чёрного моря, там вода такая чёрная, что даже не купались. Ну а стройка уже заканчивалась, и денег мало платили, поэтому решили мы с подругой сдавать кровь.

Кровь сдашь, получишь два дня отгула, ещё и накормят бесплатно. Я нормально эту процедуру переносила, а вот подружка у меня, сейчас в Биробиджане живёт, каждый раз, когда сдавала, дурно себя чувствовала, так что в следующий раз она не пошла, а я по-прежнему ходила, и хоть бы что. Меня после донорства домой отпускали, только наказ давали: не спать, а-то одна девочка уснула, и у неё во сне ранка открылась и кровью истекла.

В Баку я была месяцев семь. За это время мы успели обжиться, обвыкнуться с новыми условиями. Из Омутнинска в Баку нас человек пятеро приехало. И кто-то домой написал, что мы кровь сдаём, потому что денег мало, и эта информация до моей мамы дошла. А она тут как раз зубы в Молагово лечить ходила, поскользнулась на дороге и упала. Родственники из Омутнинска взяли справку, что с мамой плохо, и мне послали письмо, первым его начальник получил. Он меня вызвал к себе, и говорит: «Меня-то по партийной линии сюда послали, а вы-то зачем приехали, с ума что ли сошли?» Начальник меня сразу без отработки отпустил, и я поехала домой. А в Баку у меня парень был Лёнька. Лёнька мне на прощание и говорит: «Накажет тебя Бог за меня». А у самой-то чего ещё ума девичьего: ни о каком замужестве и не помышляла. А он-то ведь с армии пришёл, детдомовец, и серьёзно жениться на мне собирался…

Ну да ладно. Вернулась домой, и снова вопрос о трудоустройстве встал. Поехала к подружке в гости в Шахровку. А на обратном пути разговорилась с одной женщиной, она уже на пенсию вышла, и рассказала мне, что сама из Шахровки ездила в Омутнинск работать поваром, и предложила: «Давай-ка и тебя устрою поваром?». Я ей в ответ: «Да какой из меня повар? Я для себя-то ничего не готовлю: кашу только варю, да чурек делаю», – такие круглые лепёшки.

Через некоторое время смотрю, та женщина ко мне домой приходит, и снова зазывает в повара. Мама говорит: «Какой из неё повар?» А женщина утвердительно: «Мы её на курсы пошлём…»

Ну и вот, проработала я полгода: с осени до весны. И где-то в июне меня послали на курсы. В Кирове проучилась три месяца, и так потом всю жизнь проработала поваром. Спустя сколько-то лет позвали в детский сад «Малыш» кашеварить. В «Малыше» уже трудилась до самой пенсии.

Хотела как-то на завод идти, там набор на крановщиков проходил, подружка у меня там же работала. В тот год мама умерла – рано очень, Наташке полтора годика только исполнилось. И свекровь не отпустила: «Ты будешь деньги зарабатывать, а я с твоими ребятами сидеть?» Поэтому от идеи с заводом пришлось отказаться.

– А после ещё пыталась куда-нибудь устроиться? Без образования никуда не брали?

– Раньше можно было учиться на кого хочешь. Стройки повсюду были.

– А какой-нибудь артисткой не желала стать?

– На что артисткой-то? Денег ни с какой стороны. Мама-то заболела. А в колхозе тогда ничего не платили. Она заболела, и брат Коля её к себе забрал. Вот она у них жила. А в 54 года умерла. Никакой пенсии даже и в глаза не видела…