– Кроме Новых Возжаёв в колхозе состояли другие соседние деревни: Матюги, Махни, Катаи…

– Интересное название у деревни – Матюги, особенной бранью прославилась?

– Не знаю — не знаю, деревня была хорошая, большая… А что касается жизнеуклада, то как весна приходила, то все отправлялись пахать и сеять. Летом покосом занимались, а дед у нас ещё и мастерил красивые грабли, и разукрашивал их в яркие цвета: зелёный, голубой и красный. И вот идут все наряженные: одевались всегда на покос нарядно. Идут с песнями, с покоса идут снова с песнями…

– А зачем одевались на покос нарядно, когда там нужно работать, и соответственно усердно потеть, и запачкаться не сложно?

– Ну, всё равно как-то люди нарядно старались одеться, чтобы друг на друга поглядеть… А по осени на «ток» дружно отправлялись. И молотили зерно на специальном приводе – лошади ходят, молотилку крутят. Казус у нас однажды вышел с этой молотилкой. Отправилась одна женщина на «ток», и во время работы, нечаянно зацепилась юбкой за привод молотилки, и юбку эту у неё всю в клочья разорвало, хорошо хоть сама цела осталась. По такому случаю местные рифмоплёты частушку сложили: «На „гуменник“ Настя шла – юбка новая, а с «гуменника» пошла – жопа голая». Хотя опять в войну юбку порвёшь, а взамен-то и надеть ничего – и смех и грех.

– А далеко ли от вашей деревни находился колхоз, и что он вообще из себя представлял?

– Колхозом являлись все наши шесть деревень вместе взятые, штаб которого располагался в Возжаях, и назывался «Конторой». А отец мой был председателем сельсовета, то есть председательствовал над всеми этими деревнями. А ещё он на гармошке играл, и мама пела очень хорошо, отчего под окнами нашего дома всегда «сходбища» да танцы устраивались…

– И вот, значит, подходила весна, наступало время пахать, сеять. Но где же располагались колхозные поля, на которых всем следовало трудиться? Поля в каждой деревне были свои, или…

– У каждого дома имелся свой огород, а у каждой деревни большие поля, которые целиком засеивали, а по логам косили траву. Над деревней назначался ответственный бригадир. Например, утром соберётся рабочий люд на «разрядку», план составят: там — пахать, там – сеять, всё это распределят, а бригадир потом в конце дня меряет: кто и как потрудился. У бригадира мера деревянная имелась, ею он всё обмерял, а после записывал заработки. Но только в войну трудились за палочки, никому никаких зарплат не давали.

– За палочки?

– Да, палочка – это чёрточка в журнале, означающая, что ты отработал день. И никаких тебе вознаграждений. Всё ведь для фронта делали, хлеб и налоги собирали: держишь ты, не держишь скота, а масло должен сдать, яйца и шерсть, или вот варежки, носки связать, и всё это на фронт отправить.

Всех лошадей также забрали на войну, работали мы на быках! Ой, быки они такие… Им в ноздри вставляли кольцо, когда быка за кольцо возьмёшь, то он хоть сколько-то начинает слушаться. А если не окольцован, то куда захотел, туда и «тащит». Какая муха только укусит быка – хвост задерёт, и понесётся в лес, и всё на свете по пути пообломает.

Зимой возили навоз на быках. Едем по двору, осью телеги столбы считая, так что на всю улицу трескотня стоит. Бык ведь он неповоротливый, прёт по прямой и всё тут, а бывало и телегу опрокинет. Беда с этими быками. Но потом нам в колхоз трактор дали. Ой, когда трактор шёл по деревне, то все бабы, мужики, дети выбегали на улицу, чтобы на трактор посмотреть. Ты что: «тракторы идут!» А ещё через какое-то время нам в колхоз двигатель поставили для молотилки, которая от него в движение приводилась. И с машинами уже попроще стало жить.

Правда, вскоре из деревень люди уезжать вздумали. К концу войны уже все-все разъехались по совхозам – это те же колхозы, только там деньги выплачивали, а в колхозах за работу ничего не выдавали. Один совхоз «8-е Марта» был организован за Фолёнками, много туда ушло народу.